И не гаснут божьи искры
— Как, разве она в Израиле? Кто бы мог подумать! И здесь ее так же почитают и любят, как и во Львове? — спросила меня американская туристка, бывшая львовянка…
* * *
По приезде в Израиль я сразу стала разыскивать старых знакомых, своих земляков. К одним были поручения, письма. Других просто хотелось повидать, чтобы ощутить этот миг между прошлым и будущим: вспомнить былое и попытаться подглядеть в щелочку предстоящее.
По-разному сложились их судьбы на земле обетованной. Кому повезло больше, кому меньше, но, в общем, все как-то устроились и обустроились. Искренне порадовалась я за тех, кто сумел пробиться, кто прочно укоренился на новой почве. А вот встреча с ней вызвала довольно сложные чувства. Собственно, это и побудило взяться за перо. Захотелось поделиться этими чувствами, поразмышлять вслух. Думается, в этой судьбе, интересной и непростой, отражается нечто общее.
* * *
Имя ее много лет красовалось на театральных афишах Львова. Нет, вокруг него не было ни шума, ни ажиотажа, ни щекочущих нервы скандальных историй. Популярность ее зиждилась на другом. Интерес к ее творчеству считался признаком хорошего вкуса, интеллигентности, если хотите.
— Вы уже были на «Птице Феникс»? Правда, неожиданно?
— Так это же Дикарева!
Заслуженная артистка Украины, лауреат нескольких премий республиканских конкурсов чтецов, Эмма Дикарева, покинув труппу драматического театра, отдала себя жанру редкому и трудному — театру одного актера. И преуспела в этом. Рецензенты называли ее творчество искусством высокой пробы. Они не преувеличивали. Артистка, оставаясь один на один со зрителем, вовлекала его в действо, как бы перенося в другое измерение, делая соучастником творческой фантазии автора. А, скажем, в спектакле «Бег времени» даже не искушенный в поэзии человек, сам того не сознавая, волей — неволей настраивался на высокую волну чувств великого поэта Анны Ахматовой.
«Утечка талантов», — подумала я, узнав, что Дикарева собирается насовсем в Израиль. Об этом она сообщила по секрету. Тогда мы сидели в ее квартирке в центре Львова, темной и тесной, перегороженной какими-то шкафами. Некогда это были роскошные апартаменты, превращенные потом в коммуналку с общими удобствами, где всегда что-то ломалось и текло. Помню свое потрясение: в такой конуре живет заслуженная артистка республики! Несмотря на свою энергичность, работоспособность, Дикарева была не пробивной, очень совестливой, а значит, беззащитной. Я брала у нее интервью. В то время с успехом шел ее новый спектакль по произведениям украинских классиков. Русский язык во Львове упорно вытеснялся со сцены жизни, в том числе и театральной. Впрочем, украинским Дикарева владела свободно и любила эту красивую певучую речь. И то, что она вдруг стала изучать иврит, было как снег на голову. Тогда я даже не подозревала, что и мне придется засесть за этот древний чужой и родной язык и что ветром Судьбы и меня забросит на землю праотцев.
В Израиле Дикареву я нашла, можно сказать, случайно. Неожиданно услышала в своей квартире ее голос. Звучал он в эфире. Шла передача радиостанции РЭКА. Эмма отвечала на вопросы ведущего, читала стихи. А вскоре на глаза попалась статья журналистки Ольги Горницкой под красноречивым заголовком: «Моноспектакль — это подвиг». Казалось бы, можно порадоваться за актрису: выходит, и в Израиле ее заметили, по достоинству оценили. Казалось бы…
Случается же такое в жизни, когда в душе смешиваются в одночасье радость с горечью, восторг с сожалением. И все это сплетается в болезненный клубок чувств. Такое ощущение испытала я после одного спектакля Дикаревой уже здесь, в Израиле. Показывала она свою «Птицу Феникс» по сказкам Андерсена. Моноспектакль шел в Беэр-Шеве в одном из хостелей. Представьте себе небольшой зал на первом этаже хостеля. Утомленные пожилые люди. Некоторые пришли в «театр» просто в домашних тапочках. Дикарева играла так, как играла бы на самой престижной сцене, перед самой изысканной публикой. Она ни на йоту не снижала уровня мастерства. Она оставалась верной себе. Одни зрители сразу же вошли в мир Андерсена, на их лицах зажегся интерес, видимо, вспоминали что-то близкое, дорогое. Другим труднее было отключиться от будней. Кто-то по ходу дела глотал таблетки, кому-то срочно приспичило выйти. А Дикарева играла. И оживала мудрая сказка о голом короле, о капризной принцессе, наказанной за сумасбродство, и заново открывался глубинный смысл фантазий сказочника-мудреца. Композицию обрамляла новелла Паустовского о волшебной силе поэзии, которая всякий раз воскресает, как птица Феникс.
Аплодисменты, цветы, теплые слова благодарности. В общем-то все прошло неплохо. Но отчего мне грустно?
Зал опустел. Обитатели хостеля потопали в свои комнаты. А Эмма устало принялась упаковывать реквизит. Цилиндр, старинный плащ, бархатная скатерть… Все это укладывалось в огромный чемодан на колесиках.
— Тебе помочь?
— Спасибо. Я уже привыкла все делать одна.
Одной ей еще тащиться с тем чемоданом в Тель-Авив, оттуда домой, в Рамат-Ган. Собственной машиной, как и квартирой, она, увы, и здесь не разжилась. Я провела ее до «таханы мерказит». Эмма едва поспела на последний рейс. Затолкала чемодан в багажник. И автобус тронулся навстречу надвигающейся ночи. Почему же все-таки мне грустно?
Так уж получилось, что нынче зрители актрисы Эммы Дикаревой зачастую люди золотого возраста, а ее сценические площадки — клубы пенсионеров, хостели. Она с почтением относится к этой публике. Специально для нее подготовила трогательный спектакль по рассказу известной израильской писательницы Савьон Либрехт. Речь в нем о том, как овдовевшие мужчина и женщина, утратившие интерес и вкус к жизни, решают поддержать друг друга и согреть свои сердца на склоне лет. Спектакль идет на иврите. Однажды Дикарева показывала его в Омере — престижном пригороде Беэр-Шевы. Говорят, тот зал ещс не знавал такой глубокой волнующей тишины. Зрители — израильтяне-сабры восхищались красивым ивритом артистки — недавней репатриантки. Кстати, в репертуаре Дикаревой есть также ивритский вариант Андерсена («Андерсен шели»).
Дикаревой чаще приходится выступать в камерной обстановке, перед небольшой аудиторией. В этом она видит свои плюсы. Спектакли тогда звучат интимнее, сокровеннее. Однако театральные критики подчеркивают, что она достойна более высокой сцены и широкой публики. Высокая сцена, широкая публика… Хорошо бы. Но это лишь благие пожелания ценителей искусства. Дикарева как была, так и осталась не пробивной. Она просто талантлива. Как-то я услышала, что муниципалитет Беэр-Шевы приглашает артистов для участия в представлениях на темы Священного Писания. Предполагалось показывать их у колодца Авраама и в других святых местах Негева. Красивая идея. Представляете: не на сцене, не на экране, а прямо на той самой земле, где ступали наши праотцы, оживали их образы, воскрешались события, описанные в Книге Книг.
Я позвонила Дикаревой: «Попробуй!» Попробовала. Прошла конкурс. А он был не маленький. Жюри сразу оценило профессионализм артистки. Выучила роль на иврите. Целый месяц ездила за свой счет в Беэр-Шеву на репетиции и на выступления. За труды артистам ничего не платили: дескать, пока идет эксперимент, а там видно будет. Мотаться туда-сюда, работать на общественных началах не каждому по карману. И, если не ошибаюсь, красивая идея не воплотилась в жизнь в полной мере.
И снова родной моноспектакль. Случайные редкие выступления. Мучительный поиск репертуара.
— Как ты полагаешь: если я возьму монолог Анны Карениной «Прощание с сыном»- это интересно будет?
— Кому? — скептически ответила я вопросом на вопрос. — Послушай, а может, оставить высокие материи — Толстого, Ахматову и т.д. — и взять что-нибудь попроще, более популярное здесь, в юмор, например , удариться, — сунулась я со своими советами.
Дикарева будто не услышала их.
— Ты видела мою Ахматову в Израиле? Здесь я показываю другой вариант сценария. Он лаконичнее, сильнее и, по-моему, ближе израильскому зрителю. Люди принимают его. После спектакля подходят ко мне, взволнованно благодарят.
Нет, она никогда не расстанется со своей Ахматовой. Слишком уж породнилась с ней. На протяжении десяти лет по крупицам, по зернышку собирала она материал для спектакля «Бег времени». Окуналась в архивы, встречалась с людьми, знавшими Ахматову лично. Для этого, не жалея ни сил, ни времени, ни средств, колесила по всему Советскому Союзу. И ей становилась все ближе и ближе эта величавая женщина, шедшая по жизни, не сгибаясь, не склоняя головы.
Вспоминаю красивый зал Львовской филармонии. Полутьма. Лучи прожектора выхватывали из сумерек то портрет поэта, то лицо актрисы, ее руки. Свеча у портрета. Музыка Гайдна. И как эпиграф прозвучал живой голос Ахматовой, записанный когда-то на пластинку:
Но я предупреждаю вас,
что я живу в последний раз…
Нет, она не расстанется со своей Ахматовой, в каком бы зале ни пришлось выступать и сколько бы слушателей в нем ни было. Не расстанется и с Андерсеном, и с «Птицей Феникс». Ведь это вечные ценности. Известно, что в Израиле слишком много приходится на душу населения артистов, музыкантов, художников. Немало уже признанных талантов приехало из стран СНГ, достаточно тех, кто подаст надежды. Это хороший подарок стране. Пусть не все они звезды большой величины. Но эти яркие звездочки, Божьи искорки, способны сделать светлее наш жизненный путь.
— Не жалеешь, что приехала в Израиль? — спрашиваю Эмму Дикареву.
— Нет, не жалею.
-Наверное, потому что там сейчас еще хуже?
— Вовсе не поэтому. Хочешь верь, хочешь нет, но я поняла, вернее, ощутила, что здесь мои корни. Возможно, под влиянием сына, возможно, сама почувствовала, что именно здесь моя земля. Честное слово, это без пафоса. Знаешь, какое вдохновение находило на меня, когда я играла у колодца Авраама. Ведь я как бы выплывала из колодца, говорила от его имени, от имени тысячелетий. И очень полюбился мне иврит. В нем и вправду есть особая магия. Постичь иврит помогли мне известный артист и певец Иосиф Банай. Он исполнил на иврите сказку Андерсена «Гадкий утенок». Благодарна я и Михаль Швут из ишува Кдумим, где мы с сыном в ульпане изучали иврит. Мой первый ивритский режиссер. С ее помощью я показала детям ишувы свой первый спектакль на иврите — «Гадкий утенок».
…Как сейчас вижу огромную афишу. На ней во весь рост женщина с распростертыми, будто крылья, руками, и — надпись: «Эмма Дикарева. «Птица Феникс». Премьера». Много лет минуло с тех пор. Не раз душа актрисы сгорала и возрождалась заново, как та сказочная птица. Возрождалась любовью к прекрасному, к земле — родной земле.
* * *
— Разве она в Израиле? И здесь ее также почитают и любят как и во Львове? — спросила меня американская туристка.
Что я могла ей ответить? То, что Дикарева душой приняла Израиль, полюбила его. Но оценили ли израильтяне ее по достоинству? Трудно сказать.
Может, ответить словами Ахматовой:
А Муза и глохла, и слепла,
В земле истлевала зерном,
Чтоб после, как Феникс из пепла,
В эфире восстать голубом.
Беэр-Шева. Июнь 2000 год.