но сначала — землянин!

Теракт, еще теракт…

«Пять минут, пять минут…Это много или мало?» — крутились в голове слова известной песенки из кинофильма «Карнавальная ночь». В тот день для меня пять минут дорогого стоили. Пожалуй, самой жизни. 31 августа 2004 года. Как обычно, в последний день месяца я относила в офис своей фирмы рабочий листок, где значилось количество отработанных часов. Как обычно, возвращаясь домой, зашла по дороге в супермаркет. Как обычно, нагрузилась покупками и поплелась на автобусную остановку. В «семерку» набилось битком народу, и я побежала к подошедшей «шестерке». Хоть у этих автобусов разные маршруты, но потом они почти пересекаются в нашем районе. Так что мне все равно, каким из них добираться до дому. Минут через двадцать я вошла в свою квартиру. Бросив покупки на стол, поспешила к сапожнику — ремешок на босоножке порвался.

Сапожник — грузинский еврей, делал свой скромный бизнес прямо на улице, возле обшарпанной ничейной будки, которую он приспособил под склад.
Недостатка в клиентах он не испытывал.
— Вот посмотрите, — протянула я ему босоножку.
— Тише! — цикнул он на меня и включил на полную громкость свой приемник. — Пигуа!
— Теракт? Где? Опять в Иерусалиме?
— У нас, в Беэр-Шеве. Взорвались седьмой и двенадцатый автобусы.
Только что передали.
— Седьмой?!

Дома я включила телевизор. Телерепортеры еще не поспели к месту события. Но были прерваны все запланированные передачи, и диктор читал экстренное сообщение. А буквально через полчаса показывали страшные кадры.

Искореженный автобус. На нем четко видна цифра «7». Но потом скажут, что от взрывной волны на табло поменялись номера. На самом деле, взорвался шестой автобус. По времени это была «шестерка», что отправилась следом за той, куда успела заскочить я. А если бы не успела… Если бы задержалась на пару минут в конторе или в магазине…

Нам не впервой видеть на телеэкране холодящие душу кадры с мест террористических актов. И всегда думаешь о тех несчастных, которые начинали день как обычно, не подозревая, что ждет их сегодня. Невольно сознаешь, ведь и ты мог оказаться на их месте. В тот день я ощутила это каждой своей клеточкой.

Через несколько дней я прочту в местной газете «Треугольник» публикацию, жанр которой трудно определить. Это диктофонная запись журналистки, оказавшейся на месте теракта. Потрясенная увиденным, она просто выплескивала свои чувства. И редакция решила не подвергать правке этот естественный стихийный всплеск эмоций.

Я — семижильная. Со стальными канатами вместо нервов. Я все это видела. И не свихнулась, не потеряла сознание. Стояла, смотрела, что-то еще наговаривала на диктофон.

Двенадцатка стояла у обочины. Вся в каком-то непонятном блеске. Это уже потом я поняла, что груда битого стекла переливается на солнце. Орут сирены скорой помощи. Кричат раненые. Господи, какой ужас… что творится… какой ужас! Ребята в белых комбинезонах с белыми масками на лицах заходят в двенадцатку, работают с какими-то аппаратами. Сейчас спрошу у полицейских — кто это. Саперы. Валяются сумки, валяются пакеты, вещи. Прямо под автобусом — куски одежды. Видны покореженные сидения. Что с шофером — сказать пока ничего не могу. Рядом с автобусом пожарная машина…

Шестерка шла с базара. Вся завалена овощами и фруктами. Не могу понять, что это… Не может быть, чтобы человека так разорвало. Это фарш. Кто-то купил фарш на базаре. И куры, всюду тушки кур… Зрелище совершенно ирреальное. И запах… жуткий. Кровь, раздавленные помидоры, яблоки, паленое мясо. Трудно дышать. Солнце жарит как ненормальное. Рядом работают телевизионщики. Сомлел оператор, кто-то подхватил камеру, самого его оттащили в сторону. Куски мяса висят на зеленом ограждении. Мамочка… Это человеческое мясо. Мне кто-то сует бутылку с водой. Подходит рав Дери с мешком, собирает останки. Из шестерки начинают выносить тела погибших… Женщина, черные волосы, пожилая. Все тело посечено… Одевают на руку бирку с номером… Это надо увидеть каждому, хотя бы один раз, чтобы знать цену всему остальному.

Погибло 16 человек. Хоронили их на следующий день. Никогда еще городское кладбище не видело такого страшного конвейера — конвейера смерти. Никогда еще над ним не стоял такой сплошной непрекращающийся в течение нескольких дней крик.

Среди погибших была работница нашей фирмы. Видимо, она сдала рабочий листок позже меня. Погибла наша соседка из дома напротив — Маша Соколова. Она ехала автобусом шестого маршрута несколькими минутами позже меня. Маша, Маша… Светлая добрая женщина. Она жалела всех дворовых кошек и собак, которые ходили за ней табунами, ожидая кормежки. По утрам мы с Машей выгуливали наших собак . Я — лабрадора, она — больную старушку колли, которая еле-еле ковыляла. Маше советовали усыпить собаку, но она отказывалась: «Рука не поднимается, пусть уж лучше своей смертью помрет». На старую больную собаку у Маши рука не поднималась. А безмозглые зомби, которыми управляют озлобленные нелюди, запросто обрывают жизни людей.

Среди погибших в беэр-шевском теракте были подростки, а также четырехлетний ребенок. А сколько раненых, покалеченных попало в больницы. На следующий день после теракта я, как всегда, пошла на автобусную остановку. А куда деваться? Не у каждого есть собственная машина. В салоне автобуса ощущалось тягостное напряжение. Пассажиры молчали или говорили вполголоса, что вовсе несвойственно шумливым израильтянам. На каждой остановке настороженно смотрели, кто входит в автобус, не прячет ли он под одеждой или в сумке пояс шахида. Особую подозрительность вызывали арабы, и те, очевидно, чувствовали это. Так продолжалось неделю-другую. Понемногу город оправлялся от шока, и все возвращалось на круги своя. Уже без особого страха мы ездили в общественном транспорте, ходили в магазины, на базар. Молодежь веселилась на дискотеках. Город трудился, строился, развлекался. Я тоже окунулась с головой в обыденные хлопоты. Только каждое утро, когда выводила выгуливать своего лабрадора, казалось: вот-вот выйдет из подъезда лучезарная улыбчивая Маша с ковыляющей старушкой колли. И становилось не по себе.

Вообще-то Беэр-Шева считалась спокойным городом. Я называла ее про себя «колгосп «Тихе життя». В Израиле до поры до времени бытовала поговорка: «Иерусалим молится, Тель-Авив гуляет, Хайфа работает, а Беэр-Шева спит». . И хоть называют Беэр-Шеву южной столицей, хоть и является она четвертым по значению городом Израиля, бурные политические события и разные встряски обходили ее стороной. Правда, время от времени сообщалось, что службе безопасности удалось предотвратить то один, то другой теракт в Беэр-Шеве. Эта информация не вызывала особой тревоги: предотвратили, ну и молодцы, ну и хорошо. Но ведь террористы как тараканы — в любую щель пролезут. Весной 2001 года убили двух девушек солдаток.

Случилось это в старом городе. В обеденный перерыв солдатки вышли из воинской части попить кофейку в ресторанчике, что напротив части. Мимо проезжала обычная легковая машина с израильскими номерами. Вдруг машина остановилась, и двое мужчин, вышедшие из нее, начали беспорядочную стрельбу по прохожим. Двух солдаток пули сразили моментально. Двоих тяжело ранило. Всего скорая помощь забрала 24 человека. В тот день я тоже была в старом городе, но до обеда и в другом месте. Выходит, и тогда меня пронесло. И тогда Беэр-Шева пережила шок. И тогда каждому в отдельности и всем вместе пришлось выходить из потрясения, преодолеть растерянность, подавленность.

Пожалуй, нет в Израиле более или менее крупного города, который не пострадал бы от террора. Хайфа, Натания, Хедера, Афула, Тель-Авив… Я не говорю уж об Иерусалиме.

Иерусалим, Иерусалим. Здесь прошли первые дни моей репатриации в Израиль. Здесь начался новый этап моей жизни. Здесь я впервые прикоснулась к вечным святыням, впервые услышала незнакомый доселе иврит. И, увы, одними из первых в мой скудный ивритский словарный запас вошли слова: «пицуц», «пигуа», «хэфэц хашуд» — взрыв, теракт, подозрительный предмет. 1996 год. Мы жили тогда в Иерусалиме на улице Яффо в гостинице для новых репатриантов. Неподалеку находилась центральная автобусная станция — «тахана мерказит». Время от времени оттуда доносились небольшие взрывы. Мы уже привыкли к ним. Нас предупредили: служба безопасности взрывает подозрительные предметы. Нельзя оставлять без присмотра никаких пакетов, коробок, сумок. И не потому, что их могут украсть, их просто-напросто взорвут. Но однажды утром прогремел такой мощный взрыв, что от него содрогнулось здание, задребезжали окна. Это явно не было похоже на уничтожение «хэфэц хашуд. Из гостиницы стали выходить люди. По улице Яффо мчались пожарные машины и амбулансы.

Теракт. На перекрестке взорван 18-й автобус. Загорелся другой автобус, следовавший за ним. По радио передали: «Больницам срочно нужна донорская кровь. Много раненых». К пункту сдачи крови со всего Иерусалима потянулись горожане. Длинная молчаливая очередь росла и росла. Свидетелем такой массовой солидарности я стану еще не один раз. Помнится, в Тель-Авиве в 2001 году, когда прогремел взрыв на дискотеке у «Дельфинария «, в больницу «Ихелов» привезли много раненых. Именно в это время там моей дочке делали уникальную операцию по трансплантации двух органов. Я дневала и ночевала в больнице вместе с родителями подростков, пострадавших в теракте. Кстати, взрыв произошел 1-го июня — в Международный День защиты детей. И в этот день были убиты 20 израильских подростков. Через месяц в больнице умерла девушка — 21-я жертва теракта. Сколько людей знакомых и незнакомых приходили поддержать ребят и их родителей. Они приносили еду, цветы, предлагали свою кровь и… молились. Одноклассники раненых, будто часовые, сменяли друг друга. Всякий раз, когда происходит в Израиле теракт, нам звонят родственники из Америки. До них новости доходят мгновенно.
— Вы в порядке? — осторожно спрашивают они. — Ну, слава Богу! — слышится облегченный вздох из-за океана. — Как вы все это выдерживаете?! Как выдерживаем? Честно говоря, я сама этого не понимаю. После теракта на улице Яффо в Иерусалиме к нам в гостиницу зачастили психологи и социологи. Они беседовали с жильцами, выясняя, как вновь прибывшие граждане Израиля реагируют на происходящее в стране. Они старались уберечь нас от паники и страха. Ну что могли поделать эти психологи, когда за одним терактом через месяц последовал другой. Как мы выдерживаем? Не знаю. Когда террористы расстреляли девушек-солдаток в Беэр-Шеве, я сразу как-то сникла, ходила словно в тумане. А через день пошла в магазин и стала примерять красивые вещи. Потом купила себе обновку, а дочери — золотые сережки. Это была наша женская психотерапия.

Страх, вызванный очередным терактом, хотя не исчезает совсем, но понемногу угасает, отодвигаясь на задний план, на задворки сознания, не доминируя, не довлея, не заслоняя собой все остальное. Наверное, это и есть защитная реакция психики. К тому же, человеку всегда кажется, что именно с ним ничего не случится. Например, мы знаем, что бывают авиакатастрофы, тем не менее, летаем самолетами. Волков бояться — в лес не ходить. А молодым вообще свойствены бесшабашность, беспечность. Для них мир прекрасен, и все впереди.

Но кроме естественной самозащиты психики, есть нечто другое, что дает нам силы, помогает выстоять. Один мой знакомый, выходец из США, после серии терактов сказал своему сыну:
— Послушай, Майкл, я уже старик, к тому же больной. Мне терять нечего. А ты молодой. Трое деток у тебя. Бери-ка всю свою мишпаху и мотай обратно в Калифорнию. Там у нас родственников много.
Майкл спокойно ответил отцу:
— Удирать, папа, я никуда отсюда не стану. Я еврей. Сам Бог велел нам жить на этой земле. Я ее не брошу и в обиду не дам. И пацанов своих так воспитаю.
Старик промолчал. Ведь он сам 35 лет тому назад покинул благополучную Америку и поехал помогать Израилю.
«Я еврей. Здесь мой дом, моя земля — земля, обещанная евреям Богом», — эти слова мне часто приходилось слышать от разных людей. А вот другое, совсем неожиданное мнение. В министерстве внутренних дел я познакомилась с русской женщиной. Она просила вид на жительство. Приехала из Тульской области по приглашению зятя и дочери. Дочь замужем за евреем и с ним отправилась в Израиль. Родился ребенок. Супруги вызвали бабушку понянчить внука. А бабушка захотела остаться в Израиле насовсем.

-Стоит ли вам, русской женщине, оставаться здесь навсегда? — спросила я. — Вы можете продлить визу, еще раз приехать. Ведь здесь жить небезопасно. Израиль все ругают. Евреев никто не любит. Зачем вам это? Женщина посмотрела на меня мягким спокойным взглядом. — Дочка-то моя еврея полюбила. Дите у них. И я дите это еврейское люблю. Христос тоже евреем был. Мать его — дева Мария — еврейкой была. И все святые апостолы евреи. — Наклонившись ко мне, будто сообщая какой-то секрет, женщина тихо промолвила: Земля эта особая, и народ особый, он не пропадет. А то, что тревожно здесь, то, где нынче спокойно.

Да, нынче везде небезопасно. Терроризм как зараза распространяется по миру. Манхэтэн в Нью-Йорке, Норд-ост в Москве, остров Бали, взрывы в лондонском метро… И явно прослеживается общий источник зла, принявшего мировые масштабы. Мир всполошился. Надо что-то предпринимать! Надо бороться! Объединим усилия!

Давно пора. Давно пора всполошиться. Ох, как давно. Еще тогда, когда впервые стали взрываться автобусы и магазины в Иерусалиме, когда погибли израильские олимпийцы, когда террористы взяли в заложники израильских школьников и убили их, когда гремели взрывы в людных местах израильских городов, когда пояс шахида оборвал жизни израильских подростков, веселящихся на дискотеке, когда погибли молодые люди в студенческом кафе еврейского университета в Иерусалиме… Похоже, Израиль первый принял удар на себя — удар терроризма. Со дня своего рождения наше маленькое государство живет в условиях террора. Ответственность за него с готовностью и даже гордостью берут различные арабские организации, исламистские группировки.

Мало кто в мире сочувствовал израильскому народу. Мало кто осуждал терроризм против него. Вроде бы так и должно быть. Бьют жидов, ну и что тут такого. Дело обычное, дело привычное. А если «жиды» дают сдачи, это возмущает: дескать, не совсем адекватны ответные меры. А что значит — адекватны?

Я не хочу влезать в политические дебри, в них сам черт ногу сломает. Вопрос о спорных территориях, действительно, очень спорный и запутанный. Бесспорно одно: методом террора его никогда не решить, ровно как любой другой вопрос. Впрочем, террористы ничего не решают. Они просто убивают. «Стереть Израиль с лица земли» — возжелал недавно во всеуслышание президент Ирана. И где возмущение мировой общественности? Где бури негодования? Не слышно что-то. Всего лишь «глубокое разочарование» столь невинным высказыванием иранского коллеги выразил президент России Владимир Путин и то с большим опозданием и под большим нажимом «русских» израильтян.

А известного русского писателя Александра Проханова даже не разочаровало это якобы безобидное заявление. В телепрограмме «Особое мнение» он ушел от ответа на вопрос об угрозе главы правительства Ирана. Более того, писатель Проханов с симпатией отозвался об организации ХАМАС, которая признана террористической. И как бы походя, он бросил с телеэкрана фразу о том, что Израиль бомбит палестинские мечети. Слово — не воробей, вылетит — не поймаешь. И пошла гулять по свету явная ложь. Что это? Простое неведение, некомпетентность? Искреннее заблуждение? Небрежное отношение к слову? Или… обыкновенный антисемитизм?

По-разному трактуются источники и составные части антисемитизма. Согласно одному воззрению враждебность к евреям и беды, сыплющиеся на их головы должны подтолкнуть народ Израиля к выполнению его миссии, к выполнению его высшего предназначения. Пока что евреи в большинстве своем не осознают этой миссии.

Известный писатель Игорь Губерман как-то высказал свое особое мнение. «Мне кажется, — сказал он, — что, посылая испытания народу Израиля, Высшие силы тем самым испытывают весь мир, мы как бы подопытные». Но это уже слишком высокие материи. Мои же ощущения и мысли весьма земные.

На следующий день после взрыва автобусов в Беэр-Шеве мир узнал об ужасном теракте в России. 1 сентября 2004 года чеченские боевики захватили в городе Беслане школу, взяв в заложники детей и учителей. Во время освобождения заложников многие из них погибли. Израиль один из первых выразил осуждение этой бандитской акции, а также сочувствие семьям пострадавших. А через несколько месяцев, во время школьных каникул, Израиль примет группу бесланских подростков, переживших теракт. Ребят тепло встретят в Тель-Авивском аэропорту. Для них организуют экскурсии по стране. Для отдыха и психологической реабилитации им предоставят лучшие морские курорты. Юные гости узнают, что некогда израильтяне пережили теракт, подобный бесланскому. В 80-х годах террористы захватили одну из школ на севере Израиля. И при освобождении заложников тоже было немало погибших. Многое для бесланских ребят стало откровением. И хочется надеяться, что они лучше поняли нашу страну, постоянно подвергающуюся терроризму, и прониклись сочувствием к ее жителям.

Не успела я дописать эти строки, как передали сообщение: «Теракт в городе Натания». Взрыв у входа в торговый центр. Уже шестой раз в этом заклятом месте террорист-смертник приводит в действие пояс шахида. Погибло шесть человек. Надо позвонить своим знакомым в Натанию. Все ли в порядке у них? И снова сирены скорой помощи. Больницы в Израиле всегда в боевой готовности. И снова на месте теракта собирают останки убитых. И снова завтра надо выходить на работу, спешить в школу, делать покупки в магазинах. Как мы все это выдерживаем?

Клара Агафонова. 2005 год.

<— Хороши в моем саду цветочки

Не пиво — диво… —>

За стойкость в безумной судьбе, за смех, за азарт, за движенье, еврей вызывает к себе лютое уважение.

Игорь Губерман