А дерево растет
Помните, в советских газетах была рубрика: «Журналист меняет профессию»? Репортер на некоторое время влазил в шкуру рабочего или, скажем, милиционера, чтобы изнутри увидеть то, чего не видно со стороны. И мне доводилось по заданию редакции перевоплощаться таким образом. Не думала, не гадала я в те времена, что когда-нибудь по иронии судьбы придется сменить профессию не понарошку, а всерьез и надолго. Собственно, нынешний мой род деятельности профессией не назовешь. Это порожденное необходимостью занятие — удел многих репатриантов, которым в силу определенных причин работа по специальности, увы, не светит. А без работы, сами понимаете, ни туды и ни сюды. Я — метапелет.
Ивритское слово «летапель», так же как и «никайон», сразу же входит в лексикон олим хадашим, даже тех, кому иврит в голову не лезет. Обрастая русскими приставками и суффиксами, эти слова склоняются в нашей речи по законам русского языка: «иду метапелить», «уже отникайонился» и т.д. От своих новых коллег» я всякого наслышалась о «метапелетстве». Но мне повезло. Мой подопечный, хоть очень больной и слабый, но, слава Богу, на ногах и вполне самостоятельный. Он не привередлив, не ворчлив. Напротив, он деликатен, интеллигентен, и, на мой взгляд, необычен. Меня в нем многое удивляет. А его, в свою очередь, удивляет мое удивление. Оно не понятно ему. Мы прибыли Израиль как бы с разных планет. Он репатриировался из США, что само по себе не так уж обычно. Большую часть своей жизни прожил при «загнивающем капитализме» в добре и достатке. Мы же советские — в это время строили светлое будущее, постоянно преодолевая «временные трудности». Его семья жила в трехэтажном доме, где несколько спален, столовых, гостиных с каминами, четыре ванные комнаты… Собственно, это была целая усадьба с большим подворьем и земельными угодьями. Рядовому гомо-советикус, счастливому обитателю коммуналки или хрущевки на таких буржуев полагалось смотреть свысока, ибо у нашенских была «собственная гордость».
Да, мы с ним разные евреи. Взрастившая каждого из нас среда обитания наложила отпечаток на взгляды, привычки, отношение к миру. Мне, в самом деле, многое в нем интересно. По мере общения интерес этот усиливался, углублялся. Порою наши беседы походили на интервью, и я чувствовала, что снова превращаюсь в журналиста, невольно, по независимому от меня внутреннему побуждению.
Зовут моего подопечного Артур, фамилия Берлин. Отец его родом из Белоруссии и писался Берлинский. В 1910 году он эмигрировал в Америку, и там славянский суффикс «ский» от фамилии отпал. Но к родословной мы еще вернемся.
Меня сразу же удивило, что Артур при знакомстве как бы между прочим сказал, что у него рак, — вот так запросто, без намека на страх и панику. А мне стало не по себе. Рак погубил моего мужа. И хоть тот по натуре не был нытиком и паникером, мы скрывали от него диагноз-приговор, дабы уберечь от чувства обреченности. Правда, моему мужу было 45, Артуру — 80. И все же… Помогая Артуру, я как бы прикасаюсь к тому великому таинству, когда человек осознанно и мудро приближается к эмиграции «в ту страну, где тишь и благодать». Недавно отправилась в ту страну его жена — любимая Дороти, с которой он прожил душа в душу 57 лет. Однажды Артур попросил меня почистить серебряный столовый набор, подаренный на их с Дороти серебряную свадьбу. Каждая ложечка, вилочка хранила память о счастливой дате. Сколько раз руки Дороти прикасались к этим вещам.
— Почему я здесь, а она там? — спрашивает он. — Почему молодые уходят, а я, старик, остаюсь? — задает он вечный вопрос.
Потеря своей половины сделала явственней, ощутимей близость границы между «здесь» и «там». Но коль человек «здесь», он подвластен законам здешней, земной жизни и должен именно жить, а не доживать. Артуру это удастся в полной мере, что вызывает у меня глубокое почтение. Каждый раз после традиционного «как дела?» он спрашивает: «Что нового в мире?». Он и без меня прекрасно знает «ма хадаш бэ олям». Свежие газеты, радио- и телепередачи — часть его ежедневного духовного рациона. Мы просто обмениваемся мнениями о новостях. Другую часть составляют книги, музыка. У Артура богатая библиотека, фонотека. Музыку он слушает с упоением — классику, джаз. А недавно сын Майкл возил его на выставку художников-импрессионистов в Иерусалим. Ну, думаю, если моего старика еще импрессионисты колышат, то он вообще — молоток. А видели бы вы Артура, когда он окунается в свои марки. Их у него сотни тысяч. Я прямо-таки ошалела, увидев марки серии «сталинские пятилетки».
— Посмотри вот это, — и он мне показал русскую марку 1903 года с изображением царской короны.
Разные страны, разная тематика, разные времена… Все марки упорядочены, систематизированы. Артур и по сей день — заядлый филателист. Он радуется каждой новинке. И я уже не выбрасываю конверты из Украины, пока не отклею от них марки.
Но не только и не столько всевозможные хобби наполняют бытие Артура. В последнее время главным стало для него составление генеалогического древа рода. Это для детей, для внуков, для тех, кто еще придет сюда — в наш мир, а также во имя тех, кто уже ушел. Мы много говорим о наших корнях, об их живительной силе. Но порой не имеем представления о дедах-прадедах, о близких родственниках. А ведь новые побеги, новые веточки будут крепче, устойчивей, здоровей, если будут чувствовать связь с корнями.
Артур провел кропотливую поисково-исследовательскую работу, рассылая массу писем по всему миру. У родственников, знакомых он выспрашивал сведения о предках своих и жены. Всю информацию заносил в картотеку. Однажды я наблюдала, как он раскладывал «пасьянс» из этих карточек, передвигая их, меняя местами, рисуя какие-то стрелочки. Он докопался до предков, живших два века тому назад.
— Тебя это удивляет? Почему? — недоумевает он. — Многие этим занимаются.
Не знаю, не уверена…
Рассматривая свои схемы, карточки, Артур спросил меня однажды: — Клара, а что значит «га-бир-нийя»? Сразу я не сообразила, на каком это языке. Общаюсь я с Артуром на невообразимой смеси английского с ивритом, ибо толком не владею ни тем, ни другим. Свой студенческий английский изрядно подзабыла, а иврит застопорился на «шуковском » уровне. Артур в иврите тоже не дока и часто переходит на сплошной английский, Но каким-то непостижимым образом мы понимаем друг друга.
— Смотри, вот тут написано: «Киев, га-бир-нийя».
— Наверное, губерния, Киевская губерния, — догадалась я.
Оказывается, из Киевской губернии предки жены Артура. Ее дедушка Самуил Буйлис родился в Киеве в 1868 году. Недавно Артур узнал, что его прадед родом из Киева. А дед Авраам Берлинский появился на свет уже в Пинске в 1838 году.
Не только даты и места рождения предков выясняет Артур, но и род занятий. Так кто-то из его родни работал клоуном Московском цирке, а кто-то служил австрийскому кайзеру. Россия, Белоруссия, Украина, Польша, Америка и вот уже Израиль — в родословной одного еврейского семейства отразилась судьба ашкеназийского еврейства.
Артур вычертил, нарисовал генеалогическое древо своего рода и сплетенного с ним рода жены. Рисует он прекрасно. Это одно из его увлечений. Им написаны весьма интересные живописные полотна, а почти вся мебель в квартире выполнена по его чертежам. Сын Майкл унаследовал этот дар. Рисунок древа Артур отвез в музей в Тель-Авив. А мне подумалось, что достойны исторического музея многие семейные реликвии, бережно хранимые им. Есть у него два огромнейших альбома. Это своеобразный семейный архив. Ведется он более 60 лет. Здесь не только фотографии, но и документы, письма. Ну разве не реликвия — первые водительские права, выданные в 1942 году. Какими только машинами не управлял потом Артур: и джипами, и танками… Повестка в армию. Солдатская карточка — результат медицинского обследования. Здоров на все сто процентов. Первая солдатская открытка, присланная из Майами. А вот молодая жена приехала в гости к солдату. Свадебные фотографии 1941 года занимают особое место в альбоме.
Служил Артур и в Египте. Будучи авиатехником, облетал всю северную Африку. И что интересно: в 44-45 годах побывал в России, Украине.
— Узнаешь Полтаву? — он показал маленькую мутную черно-белую фотографию. С трепетом вглядывалась я в нее.
Чтобы побывать на земле праотцев, молодой американский солдат потратил свой отпуск. И как всегда вместе с ним был фотоаппарат. Улицы Тель-Авива 1945 года. Уголок Тверии. Берег Иордана. Стена плача в Иерусалиме. Тогда для молений был лишь маленький кусочек. Киббуц в Петах-Тикве… Думал ли тогда солдат Соединенных Штатов Америки, что, спустя много лет, судьба вернет его на эту землю.
В Штатах все складывалось хорошо. Подрастали дети — Стивен, Кэтрин, Майкл. Работать приходилось много. Но зато был обеспечен вполне достойный по американским меркам уровень жизни. В семье любили музыку, чтение. Артур с женой собрали солидную библиотеку, фонотеку.
— А нам в СССР твердили, что в отличие от нас американцы — народ не читающий.
— Это верно. насколько я знаю, книги были в основном в еврейских семьях. И вообще евррейским детям внушали, что он должны знать больше других, учиться лучше других. Если в классе было два-три еврея, это были самые сильные ученики. Ну, такое и нам знакомо.
В семье всегда звучал идиш. Берлины чтили еврейские традиции. Из 1942 года смотрит на меня большая родня, собравшаяся на Хануку. Не всех охватил фотообъектив. Имена, не попавших в кадр, дописаны от руки. Интересная деталь, неправда ли.
Как и все американские евреи, Берлины следили за происходящим в Израиле. Артур вспоминает, что у родителей были специальные копилки, куда собирались деньги для помощи еврейскому государству, которое становилось на ноги.
Как-то Артур узнал, что в Израиле много аварий на дорогах. Нельзя ли помочь? Он тогда работал инструктором в школе вождения. На семейном совете решили: поедем в Израиль на год все вместе. Шел 1971-й.
Артур, действительно, многое сделал для обучения водителей, для организации безопасности движения. Минул год. Что дальше? У Кэтрин в Америке жених. Были свои дела у старшего сына Стивина. Артур с женой и младшим сыном Майклом решили остаться в Израиле.
Однажды в разговоре с Артуром мы коснулись темы денег. На своей англо-ивритской гремучей смеси я изрекла отнюдь не первой свежести мысль: дескать, не в деньгах счастье. Эта фраза у русских звучит чуть ли не анекдотично. Не ведая того, Артур отнесся к ней весьма серьезно. — Да, деньги, действительно, не самое главное в жизни. Иначе я не оказался бы в Израиле.
Наверняка, в США им жилось бы обеспеченнее, комфортней. — Тогда все думали не о своем кармане, а о стране, — вспоминает Артур, явно намекая, что нынче не совсем так.
Трудился он в поте лица. И, в общем-то, семья совсем не бедствовала. А сейчас Артур и вовсе готов довольствоваться малым. Хотя, по моим понятиям, малым не назовешь ни дом в престижном районе Беер-Шевы, ни машину известной марки «Mazda». Но это по моим понятиям. Ведь у нас разные исходные точки. В пятикомнатный домик, который Артур считает маленьким, он переселился из Нахарии после смерти Дороти. В Беер-Шеве живет его сын Майкл с супругой и четырьмя детьми. Они часто навещают Артура, помогают ему. Приезжают дети из Америки. Не нарадуется старик своими детьми, внуками. Внуки, внуки… Их у Артура восемь. Растет ввысь и вширь фамильное дерево, пуская новые ветви.
…Каждый раз, приходя к Артуру, я попадаю в мир его семьи. На стенах, на тумбочках — фотографии внуков, детей, жены и старинные фото родителей. И подумалось: а ведь и моя мама, бабушка тоже из Белоруссии, а тетушка тоже в начале века эмигрировала в Америку. Может, где-то наши ветви переплетаются? Может быть. Впрочем, разве не все мы из одного рода?
Беэр-Шева. 2001 год, март.
P.S. В 2002 году после праздника Песах Артура не стало. Я была последней, кто видел его живым. Тщательно погладила я его рубашки, постельное белье, сложила их в аккуратные стопки, помыла посуду. Мы тепло расстались, поздравили друг друга с праздником, обнялись. А через два дня я вместе со всей его семьей провожала его в последний путь. Меня согревает то, что он успел прочитать эту статью в английском переводе. Статья была опубликована в израильской и американской газетах.
Примечание:
летапель — ухаживать, вести, курировать.
метапелет — тот, кто ухаживает (жен. род), ухаживающая.
никайон — уборка.
шук — базар, рынок.