но сначала — землянин!

Письмо из Америки

Клара Агафонова

Вообще-то личные письма – дело личное. Разве что переписка великих со временем предаётся гласности и становится всеобщим достоянием. Но вот мне очень захотелось рассказать всем-всем об одном письме, адресованном лично мне. Написано оно человеком отнюдь не знаменитым, отнюдь не выдающимся. Его прислала из Америки в Израиль моя двоюродная сестра Муся. Женщина она простая, как большинство из нас. И писала Муся о вещах обычных – о житье-бытье, о здоровье, о детях и так далее. Но было в том послании ещё нечто такое, что, на мой взгляд, выходило за рамки родственных отношений.

В традиционной семейной хронике сообщалось, что Мусина внучка Мириам вместе с одноклассниками ездила в Польшу. Во время поездки Мириам вела дневник. Эти записи были опубликованы в американских газетах на русском и английском языках. Вырезки из газет Муся вложила в конверт. С любопытством я стала читать газетную публикацию, и… комок подкатил к горлу. Внезапно нахлынувшее волнение смешалось с удивлением.

Мириам родилась в Америке, в Сан-Диего, куда её дедушка и бабушка эмигрировали из западноукраинского города Львова. Её отец Семён Бурлаковский — тоже бывший львовянин. Он поселился в Сан-Диего двумя годами раньше. И к моменту своей женитьбы на своей землячке Брониславе, в которую влюбился ещё во Львове, он уже твёрдо стоял на ногах. Так что Мириам росла в благополучной семье, в благополучной стране. Ничто не омрачало её детства. И меня поразили её реакция, её мысли и чувства, когда она, по её выражению, прикоснулась к «кровоточащей ране истории».

Поездка в Польшу была не просто прогулкой в Европу, не просто экскурсией. Десять тысяч еврейских подростков участвовали в «Марше во имя жизни» по местам гитлеровских лагерей смерти. «В молчании мы шли по направлению к Биркенау. Местные жители смотрели на нас кто с любопытством, кто как на участников представления, а кто и равнодушно. Мы твёрдо, уверенно маршировали среди них словно доказательство того, что еврейский народ всё-таки выжил — выжил, несмотря на Катастрофу».

Вот ведь как! Еврейские подростки маршировали гордо, с достоинством, ощущая свою личную причастность к истории своего многострадального народа.

Подростки… Молодая поросль.…Как важно живиться корнями, черпать в них силу. Судя по дневнику Мириам, прикоснувшись к свидетельствам одной из величайших трагедий еврейского народа, ребята особенно остро ощутили свои корни, пропустив вселенскую боль через свои юные сердца.

«Садясь в поезд, который направлялся в Аушвиц, я представила себе несчастных,униженных людей, еще до конца не верящих в свою гибель, теснящихся в товарняках, куда их загоняли как животных. Я представляла себя на их месте и содрогалась… Крематорий, превращённый ныне в музей, фотографии узников, их волосы, личные вещи, бесчисленные башмаки.… Все возвращало нас к трагическим временам Холокоста»

Конечно же, нам всем об этом хорошо известно И Мириам раньше тоже знала о Холокосте – по книгам, фильмам, рассказам старших, по горьким воспоминаниям её бабушки Муси, чудом уцелевшей и выжившей в то страшное время. Да, она – одна из лучших учениц в классе, знала о массовом уничтожении евреев в год Второй мировой войны. Но сейчас это уже было не просто знание. Не просто…

«Навсегда останется в моей памяти железнодорожный состав, который некогда перевозил евреев на «фабрику смерти». В память об убитых мы зажгли мемориальные свечи. Сидя на траве у этого печального места, мы писали письмо премьер-министру Израиля. Флаг еврейского государства развевался над зданием старого крематория. Это был символ торжества жизни над смертью. Несмотря на огромные жертвы, наш народ сумел всё-таки выжить. Мы не только уцелели, мы снова сильны и горды своей принадлежностью к еврейству».

Так мыслит, так чувствует воспитанная в Америке еврейская девочка. И подумалось: а ведь нам, воспитанным в СССР, не приходилось испытывать такую гордость. Скорее наоборот, мы ощущали неловкость из-за своей принадлежности к древней нации, не было у большинства из нас ощущения корней. Может, потому мысли американской школьницы так взволновали меня.

В конце своего письма моя кузина Муся сообщала, что её пригласили в школу, где учится Мириам. Попросили поделиться личными воспоминаниями о днях Холокоста.

Муся рассказала ребятам историю, ставшую болью в нашей семье. Война её застала в Крыму, в городе Керчь. Их семья не успела эвакуироваться. Фашисты расклеили повсюду объявления, чтобы все евреи зарегистрировались и. не взирая на возраст, явились на Сенную площадь. Мусина мама собрала узелки и вместе с детьми направилась к назначенному месту. С разных концов города к площади тянулись женщины, дети, старики. Мусина мама, предчувствуя, недоброе велела старшим детям – Мусе и Ёсику бежать, а четырёхлетнего Сёмочку отпустить не могла. Ёся, которому было двенадцать лет, бродил от деревни к деревне, прячась у добрых людей. Мусе в ту пору исполнилось шестнадцать лет. Скрывая свою национальность, она тоже скиталась по Крыму. А потом под видом русской девушки была угнана на каторжные работы в Германию. То, что она спаслась — чудо. Её маму и маленького братишку Сёмочку фашисты расстреляли.

Американские школьники внимательно слушали рассказ Муси. А потом Мириам подошла к ней. Поцеловала и сказала: «Я гожусь тобой, бабушка». Слышать такое от внуков – счастье великое. Значит, ты действительно продолжаешься в них. Продолжаешься в самом глубоком смысле.

Растрогало меня письмо от кузины. И захотелось сказать американской племяннице: «Я горжусь тобой, девочка!»

2001 год.

Еврейского характера загадочность не гений совместила со злодейством, а жертвенно хрустальную порядочность с таким же неуемным прохиндейством.

Игорь Губерман