Криминальное ретро
Две бутылки шампанского
В который раз убеждаешься: ничто в этом мире не случайно.
Семен Наумович Рудштейн забыл в автобусе две бутылки шампанского. Так уж получилось.
Был канун Нового года. В Израиле этот праздник официально не отмечают. У евреев свой Новый год. Но мы, привыкшие к нарядной елке, Деду Морозу и праздничному тосту, когда часы 12 бьют, остаемся верными той веселой, красивой традиции. Жена Семена Наумовича — Валентина, написав на бумажке длинный список продуктов для новогоднего стола, отправила своего благоверного в «русский» магазин. Где, как не там, купишь красной икорки, московской колбасы и украинского сала, незабвенной кабачковой икры, а также дорогого сердцу «Советского Шампанского». Между нами говоря, я не знаю, где производится это шампанское, возможно, в каком-то израильском киббуце. Но этикетка и форма бутылки точь-в-точь, как у того авторитетного напитка, вызывающего у нас ностальгию.
Кстати, о гастрономической ностальгии. Однажды в «русском» магазине я видела в продаже колбасу «Дрогобычскую». У меня глаза на лоб полезли.
— Это что? Импорт из Дрогобыча?
Продавец усмехнулся.
— Вся контрабанда делается в Одессе на Малой Арнаутской. Здешние все колбасы, тутошние. — И «Московская», и «Краковская», и «Докторская». Конечно, соблюдается соответствующая рецептура. Ну а шпроты, сайра, икра черная, икра красная — это без дураков, настоящий импорт.
Ностальгирующие покупатели, особенно пожилые, любят «русские гастрономы, где продаются знакомые, привычные продукты. А в одном магазине я увидела на стене в развернутом виде алое полотнище, на котором золотыми нитками вышито: «Переходящее Красное Знамя. Победителю социалистического соревнования».
— Откуда у вас такая реликвия?
— Оттуда. А что? Прикольно?
Покупатели из нашенских при виде знамени расплываются в улыбке. У кого-то, может, и сердце дрогнет. Много забавного можно рассказывать о «русских» магазинах в Израиле, но не будем отвлекаться.
Итак, Семен Наумович, нагруженный покупками, возвращался домой. Машину свою он к тому времени продал. Пришлось пользоваться общественным транспортом. Выходя на своей остановке, он взял в обе руки все пакеты, а шампанское не заметил. Оно осталось под сидением. Пропажу обнаружил уже дома. Огорчился, расстроился. Но ничего не попишешь. Что с воза упало, то пропало. Не вешаться же из-за этого. «Может, кто найдет, выпьет за мое здоровье, — утешал себя Семен Наумович. — И ему пусть будет на здоровье». Все мы что-то теряем, что-то забываем, и вряд ли стоило рассказывать о столь заурядном эпизоде, если бы он был просто случайностью. Вот что произошло потом.
В автобусе 22 рядом с Семеном Наумовичем сидел пожилой мужчина по имени Исаак Гинзбург. Тоже из «русских». Заметив, что пассажир оставил под сидением пакет, он закричал ему вслед:
— Адон! Товарищ!
Но господин товарищ не услышал его. Тогда Гинзбург забрал пакет с собой. Сын Гинзбурга, узнав о находке, отнесся к ней весьма философски.
— Что ж, кто-то теряет, а кто-то находит. Давай раздавим эти флаконы.
— Нет! — отрезал отец. — Чужое трогать нечестно. Ведь мы порядочные люди.
— А что, молиться на эти бутылки? Где ты будешь искать этого рассеянного с улицы Бассейной?
— Он живет не на улице Бассейной, а в нашем районе. Я знаю, на какой остановке он сошел. Вот встречу его на улице и верну бутылки.
— Ну ты, отец, даешь! — пожал плечами сын.
Нужно сказать, что в советские времена Исаак Гинзбург был искренним коммунистом-утопистом и свято чтил «Моральный кодекс строителя коммунизма». А кодекс сей гласил, что человек человеку — друг товарищ и брат. Никакие новые ветры не выветрили из сознания Гинзбурга этот, в общем-то, неплохой принцип. Спрятав от греха подальше злополучные бутылки, наш почитатель «морального кодекса» надеялся встретить рассеянного «товарища и брата» и вручить законно принадлежащий ему напиток.
Представьте себе, месяца через два он таки да встретил владельца бутылок. Окликнул его. — Уважаемый! Не вы ли, случайно, под Новый год забыли в автобусе шампанское?
— Было дело. А что?
— А то. Это шампанское у меня. В количестве двух бутылок. Могу вернуть их в целости и сохранности.
Гинзбург повел ошарашенного Семена Наумовича к себе домой и торжественно вручил ему «Советское Шампанское». Тот в свою очередь торжественно вернул Исааку Матвеевичу одну бутылку в знак благодарности. Познакомились. Разговорились. Семен Наумович узнал, что Гинзбург приехал в Израиль из Украины, из города Горловки. Он работал заместителем директора крупной шахты, ветеран войны. В Беэр-Шеве он организовал украинское землячество, был его председателем, а сейчас передал бразды правления в другие руки.
— Я тоже из Украины — из Львова, — сказал Рудштейн, — 30 лет проработал в уголовном розыске. А в последние 15 лет был одним из руководителей областного управления уголовного розыска.
— Из Львова? — переспросил Гинзбург. — Есть у меня одна знакомая львовянка — журналистка. Сейчас в Беэр-Шеве живет. Она еще про меня статью написала. В газете «Вести» опубликовали. — И Гинзбург назвал мою фамилию.
— Да, да, припоминаю. Во львовских газетах встречалась мне эта фамилия. Дайте-ка мне ее телефон.
Через некоторое время Семен Наумович позвонил мне. «На ловца и зверь бежит», — подумала я. Дело в том, что известный в Израиле, а раньше во Львове фотокорреспондент Борис Криштул советовал мне разыскать Рудштейна и взять у него интервью для газеты «Вести». Наверное, и Семен Наумович подумал тогда про ловца и зверя. Он давно хотел найти кого-нибудь, кто бы взялся редактировать его воспоминания о работе в уголовном розыске. Вот так мы и встретились. Наше совместное сотрудничество привело к созданию книги под названием «Криминальное ретро». И все это благодаря забытым в автобусе двум бутылкам шампанского.
Королева Марго и другие…
Имя Семена Рудштейна было на слуху во Львове в 50-80 годы. Обладая незаурядным даром сыщика, он раскрывал самые сложные и запутанные уголовные преступления. Когда расследование заходило в тупик, когда казалось, что все безнадежно, высшее начальство бросало на прорыв Рудштейна. Дескать, пусть он пошевелит своими еврейскими мозгами, скумекает, как запутанный узел развязать. Ну, а кому лавры достанутся — посмотрим. Понятно, приказы отдавались не в такой форме, Но их подтекст очевиден.
Так, например, Рудштейн стал той палочкой-выручалочкой, той соломинкой, за которую ухватились, спасая гиблое дело, получившее потом красивое название «дело королевы Марго».
О, это была нашумевшая история. Она взбудоражила весь город. Милиция прямо-таки на ушах стояла. 27 квартирных краж Наглых, дерзких, совершенных прямо средь бела дня. В городе орудовала очень слаженная воровская группа, уверенная в своей неуязвимости. На протяжении семи месяцев уголовный розыск не мог напасть на след преступников, и те наглели еще больше. Среди пострадавших оказались ректор института, заслуженная артистка республики, секретарь горкома партии и даже заместитель прокурора города, что звучало прямо как насмешка, как издевка над службами правопорядка. Начальник городского Управления внутренних дел постоянно оправдывался в горкоме партии, снимали с него стружку и в МВД республики. Заместителя министра МВД в свою очередь вызывали на ковер в ЦК КП Украины. Куда смотрит милиция? — вопрошал народ. Дальше тянуть было некуда. Тогда-то и подумали о Рудштейне, который в ту пору вовсе не занимался оперативной работой, а всего лишь возглавлял отделение по делам несовершеннолетних. И почему-то именно Рудштейну поручили, вернее, приказали возглавить специальную оперативную группу по раскрытию тех дерзких квартирных краж.
— Желаю успеха, — сказал начальник городской милиции — тот самый, с которого снимали стружку.
То, как капитан Рудштейн повел расследование, должно войти в учебники по криминалистике. А может, уже и вошло, не знаю. Разгадывая хитроумный ребус, составленный преступниками, он проявил настоящее творчество, нестандартность мышления и просто смекалку. В результате воровская шайка, которая так долго терзала город, была обезврежена.
Я помню это дело. Помню, как в редакцию молодежной газеты, где я тогда работала, приходил молодой энергичный капитан милиции. Он был полон идей о воспитании трудных подростков и сотрудничал с журналистами Александром Гуревичем и Николаем Тороповским. Николай стал автором статьи «Конец королевы Марго», где рассказывалось о раскрытии воровской банды. Семен Наумович до сих пор хранит вырезку из этой газеты.
Палочкой-выручалочкой стал Рудштейн и при расследовании покушения на дочку одного милицейского начальника. Начальник упорно придерживался одной версии — это месть кого-то из бывших осужденных. Наметился подозреваемый, которому явно грозил второй срок. Рудштейн разбил эту версию, чем снял подозрение с ранее судимого человека и вызвал недовольство начальника. Сыщик проявил способности психолога и педагога, чтобы найти виновного. Им оказалась школьная подружка пострадавшей — девочка с психическими отклонениями.
Можно привести много других примеров из практики криминалиста Рудштейна, когда проявились не только его профессионализм, но и смелость, решимость, готовность рисковать. Это дела о раскрытии убийств, о хищении оружия, о наркодельцах, об ограблениях магазинов, о разоблачении притонов разврата, где порой фигурировали важные высокопоставленные персоны. Красиво, интеллигентно арестовал Рудштейн доцента медицинского института, заведующего кафедрой — автора своеобразного метода переэкзаменовки студенток.
Симпатичные девушки могли пересдать экзамен только посредством конкретного проявления «любви» к доценту. Расследование столь необычного преступления, сбор доказательств, привлечение свидетелей требовали особых подходов, если хотите, деликатности. Эта история описана в рассказе «В СССР секса нет», который вошел в книгу «Криминальное ретро».
Эй, вы там наверху!
Семен Рудштейн дослужился до звания полковника милиции. Правда, некоторые из его подчиненных, его учеников стали генералами. Но, как говорится, и на том спасибо. Еврей — полковник советской милиции — само по себе явление уникальное, можно сказать, нонсенс. Пятая графа — это вам не шуточки, тем более, когда речь идет о работе в советских органах внутренних дел. Нешуточность пресловутой графы Рудштейн ощутил сразу по окончании юрфака Львовского университета. Он получил назначение на кафедру уголовного права и процесса, где успешно проходил специализацию. Направить-то направили, а когда дошло до приема на работу, получилась заминочка — непредвиденная перестановка кадров. И выпускник с университетским дипломом оказался безработным. Он защитил дипломную работу по теме: «Методы раскрытия убийств» — и очень хотел работать в милиции. Но в милицию его не брали. Глянут на фамилию и — от ворот поворот. Да что там фамилия! Имя и отчество — вообще, хоть стой, хоть падай — Шмуль Нахманович. Подумать только! Советский милиционер, и вдруг — Шмуль Нахманович. Конечно, в глаза ему такого удивления не выказывали, просто вежливо отвечали: «Мест нет». Впоследствии Рудштейн сменит имя и отчество и станет Семеном Наумовичем, что, в принципе, почти одно и то же, но зато не режет начальственное ухо и не только начальственное.
Рудштейн понимал: от простых работников отдела кадров мало что зависит, они перестраховываются с оглядкой на верха. Значит, надо стучаться в двери, что повыше. Эй, вы там наверху! Вам оттуда видно все. Видно, что во Львовской милиции не хватает грамотных работников, а с высшим образованием, вообще, раз два и обчелся. В областном управлении внутренних дел прочитали заявление Рудштейна и опять споткнулись о пятую графу, о фамилию, имя, отчество. И опять развели руками: «К сожалению, вакансий нет». А ведь были, были в райотделах свободные места. Это ни для кого не секрет. Что ж, областное управление — еще не самый верх.
Советский Олимп — это ЦК КПСС. И Рудштейн идет ва-банк. Он обращается, ни мало, ни много, аж в Центральный Комитет КПСС. Его письмо резкое и откровенное. В СССР всегда громко декларировался лозунг о равенстве и братстве всех народов и народностей, населяющих страну. «Где же равенство? — вопрошал Рудштейн в своем письме, — если человеку из-за национальности отказывают в приеме на работу. В то время, как в милиции не хватает кадров с высшим юридическим образованием, перед дипломированным специалистом, жаждущим бороться с преступностью, захлопывают дверь, потому что он еврей. Подобная дискриминация противоречит принципам социалистического строя». Несмотря на двойные стандарты в отношении социалистических принципов, на письмо в ЦК все же отреагировали положительно. Его отправили во Львовский обком партии с пометкой: «Разобраться и доложить». Обком в свою очередь переправил письмо в областное управление милиции с аналогичной пометкой. Через некоторое время появился приказ: «Тов. Рудштейн Шмуль Нахманович направляется на должность оперуполномоченного уголовного розыска 2-го управления милиции». Но до того, как появился сей вожделенный приказ, Рудштейну пришлось и разгружать вагоны, и работать в многотиражке машинотракторной станции, и выполнять разные другие работы. Ведь семью-то надо было кормить.
И вот, наконец, на его плечах милицейские погоны. Началась служба, которой он отдал более 30 лет своей жизни. Как я уже говорила, Рудштейн видоизменил свое имя и отчество на более благозвучное для советского уха. Однако пятая графа никуда не делась. Она не раз становилась ему поперек дороги. Но он давно усвоил истину: которую еврейские родители внушают своим чадам: чтобы быть такими, как все, надо быть лучше других — лучше учиться, больше работать, что другому сойдет с рук, тебе не простят. Видимо, таким образом, в постоянных преодолениях, вырабатывались у евреев жизнестойкость и мозговитость.
В уголовном мире Рудштейну прилепили кличку «жид-интеллигент». Он вел допросы спокойно, не повышая голоса. Он старался переиграть своего противника, применяя особую тактику, используя законы логики и психологии. Юридическая культура, умелый поиск доказательств были для него главным в работе. Это раздражало некоторых его коллег, для которых вопрос «бить или не бить» решался однозначно в пользу постулата «битие определяет сознание». Прозвище «жид-интеллигент» негласно повторялось и в милицейских кругах. Справедливости ради надо сказать, что многие сослуживцы, в том числе и начальники, ценили оперативные способности Рудштейна и не раз сочувственно говаривали: «Если бы ты не был евреем…»
Почему-то особое внимание проявляла к Рудштейну служба КГБ. Его телефонные разговоры постоянно прослушивались. Око государево заглядывало в его гостиничный номер во время служебных командировок. Присматривал за ним и завербованный кагебистами стукач. Были и откровенные провокации, когда пытались всучить ему взятку, подложить проститутку, чтобы обвинить потом в аморальности. Не получалось. Все эти провокации закаливали характер, обостряли чувство собственного достоинства. Появлялась внутренняя сила, помогающая противостоять давлению. И делать дело — настоящее праведное. Именно таковым он считал борьбу со злом, которое проявлялось в преступности. Он, действительно, любил свою работу. Она увлекала, поглощала его. А любовь, если она настоящая, как известно, оставляет след в душе. Это чувство он пронес через многие годы, через долгие расстояния, собственно, через всю свою жизнь. Оно-то и подтолкнуло к написанию книги, названной «Криминальное ретро». Увы, рядом с ним не было доктора Ватсона, который бы фиксировал каждый его шаг. Но сыщик Рудштейн и сам помнил все дела, которые вел, все перипетии, связанные с ними, помнил имена людей, помнил мельчайшие подробности. Все это давно искало выхода.
Когда же произошел тот главный мощный толчок, приведший к извержению накопившейся лавины воспоминаний? По удивительному стечению обстоятельств это произошло, где бы вы думали, в… ресторане «Львов».
В приморском «Львове»
Нет, это был не тот ресторан «Львов», вернее, «Львiв», что в парке Ивана Франко неподалеку от Львовского университета. Этот ресторан располагался на … берегу Средиземного моря. Огромная, виднеющаяся издалека вывеска «Львов» вечером светилась неоновым светом. Изображенные знакомой кириллицей буквы соседствовали с вывесками на языке иврит. Приморский «Львов» играл огнями, радовал музыкой и ублажал вкусной едой в белокаменном израильском городе Ашдоде. Хозяева сего великолепного заведения, бывшие львовяне, перенесли сюда частичку того, что дорого их сердцам.
…В Израиль Семен Рудштейн приехал уже в пенсионном возрасте. Как и большинство пенсионеров, покинувших родные края, они с женой просто потянулись за детьми. Не куковать же одним на старости лет, не видя, как растут внучата. Поначалу все семейство поселилось в городе Беэр-Шева на съемной квартире. А через некоторое время Семен и Валентина получили государственное жилье — небольшой трехкомнатный домик с садиком. Не хоромы, не усадьба, но на двоих вполне хватает. Дети в поисках подходящей работы уехали в другие города. Видятся все друг с другом довольно часто. Страна маленькая. Часок-другой, вот и встретились.
В садике, что вокруг дома, Семен Наумович создал прямо-таки райский уголок. Развел цветы, посадил деревья, соорудил уютную беседку. Соседи, видя такие таланты Семена Наумовича, стали обращаться к нему за советом и помощью. Так он постепенно становился профессиональным садовником. Работа приятная, благодарная, хоть не из легких. Напомню, Беэр-Шева находится в жаркой каменистой пустыне.
С работой сыщика Семен Рудштейн покончил еще во Львове, уйдя в отставку в звании полковника. В Израиле пробовал предложить свои услуги здешней полиции. Но необходимо было доскональное знание языка, да и специфика работы здесь иная.
Однако мы снова отвлеклись. Давайте вернемся на берег Средиземного моря, в играющий огнями ресторан «Львов». Это совсем недалеко от Беэр-Шевы — немногим более часа езды.
Январь 2002 года. Зима и солнце, день чудесный. Мороза, увы, не было. Здесь никогда не бывает морозов. Столы ресторана ломились от аппетитных яств. Кроме блюд на столах красовались миниатюрные аквариумы. В каждом из них плескалось 50 золотых рыбок. Высоко под потолком парили 50 золотистых воздушных шариков. Зал утопал в цветах. А по середине стояло «древо жизни» с 50 горящими свечами. Что за магическая цифра — 50? В этот день в приморском «Львове» Семен и Валентина отмечали золотую свадьбу. Такое пышное торжество устроили им дети. Они выбрали именно ресторан «Львов», придумали сценарий с уймой сюрпризов. Жених и невеста вошли в зал под звуки марша Мендельсона. Над ними — импровизированная хупа. Устроители торжества старались если не соблюсти, то хотя бы обозначить еврейский свадебный обычай, что приводило в смущение и замешательство бывшего полковника советской милиции, бывшего члена КПСС.
Самым трогательным сюрпризом оказалось свадебное платье Валентины. Его не шили в дорогих ателье, не покупали в престижных салонах. Невеста надела скромное крепдешиновое платье темно-бордового цвета. Уму не постижимо! Этому платью более полувека. В нем приходила она на вечер танцев в студенческом общежитии. Тогда-то Семен — студент юрфака впервые пригласил на танец симпатичную девчонку со светлыми кудряшками. Как удалось Валентине сохранить этот наряд?! Как удалось сохранить девичью фигуру?!
Семену показалось, что фантастическая машина времени закрутила, завертела его и отбросила на 50 лет назад. Вот они с Валей вышли из Львовского городского ЗАГСа. Там молодожены прослушали казенное поздравление «товарищей брачующихся», расписались в толстой книге и получили свидетельство о браке. Потом они заглянули в ближайшую столовку. Надо же отметить такое событие. Заказали по порции сосисок с капустой и по бокалу бочкового пива. Студенты юрфака, они не могли шиковать на свою стипендию. И сейчас в приморском ресторане «Львов», где на столах красовались изысканные кушанья, они вспоминали те сосиски с капустой и бочковое пиво на их свадебном «банкете».
Фантастическая машина времени, остановившись в 1952 году, дала обратный ход. Замелькали дни, месяцы, годы. Семен Рудштейн заново начал свой путь по дороге, именуемой жизнь. Большую часть этого пути составляли труднодоступные милицейские тропы. И память стала воспроизводить наиболее интересные дела, наиболее яркие образы. Чтобы вернуть те мгновения, не дать им кануть в лету, он взялся за перо. Постепенно собралась довольно объемная папка мемуаров криминалиста. Благодаря случаю с потерянным и найденным шампанским рукопись оказалась у меня на столе. Начинались воспоминания именно с описания золотой свадьбы, которая, в сущности, и завела мотор машины времени.
Детективные истории сами по себе всегда интересны, увлекательны. Передо мной лежали рукописи захватывающих, интригующих рассказов, написанных профессиональным сыщиком. В них нет ничего вымышленного. Все подлинно, все достоверно. А это уже штрихи к портрету истории, что тоже само по себе интересно. Нет в этих рассказах таких понятий, как мафия, киллер, нет беспорядочной стрельбы из автоматов и огнеметов, чем изобилуют современные детективы. Сама эпоха не знавала тогда подобных явлений. В сюжетах, рассказанных Рудштейном, увлекает тонкая работа сыщика, уверенного в правоте своего дела, ход его мыслей, логика, помогающая разгадывать головоломки. И, конечно же, интересно пока что узнаваемое прошлое, которое уже уходит в историю. Редактируя рукописи своего земляка, я окуналась в эту атмосферу, которая живет и в моей памяти, мысленно бродила по родному Львову, дышала воздухом минувших дней.
Было бы логично издать книгу Рудштейна во Львове. Но не так все просто. Сейчас Семен Наумович пребывает на земле обетованной, далеко от города, с которым связано 45 лет жизни. Записки из практики львовского сыщика вышли в Иерусалиме в издательстве «Ной». Экземпляр с дарственной надписью пополнил мою домашнюю библиотеку.
Однажды на книгу «Криминальное ретро» обратил внимание пришедший к нам в гости молодой человек. Его привлекло название книги и обложка, на которой изображена узкая улочка европейского города со шпилями соборов и старинными фонарями. Он взял ее с полки, начал листать просто так из любопытства. Потом стал задерживаться на отдельных страницах. А затем спросил: «Можно я возьму ее почитать? Денька через два верну». Прошла неделя, Другая, а парень книги не возвращал. Я упрекнула его в непунктуальности. Молодой человек стал извиняться: «Простите, приятель попросил почитать».
Я что-то проворчала в ответ. А в душе порадовалась: что ж, хорошо, если книга интересна не только моему поколению, но и молодым людям. Это что-то да значит.